В 1996 г. Кубанское казачье войско, воссозданное в постсоветское время, торжественно отметило свое 300-летие. Официальная дата его рождения — 1696 г. — позволяет проследить истоки его появления, формирования и развития в досоветский период. А начинались эти истоки во время второго Азовского похода Петра I.
В мае 1696 г. 75-тысячная русская армия осадила турецкую крепость Азов, перекрыв одновременно устья донских гирл рожденным гением Петра российским флотом. Среди осаждавших были украинские, донские и хоперские казаки. Устав от изнурительной двухмесячной осады, полторы тысячи казаков 17 июля стремительным броском овладели двумя бастионами крепости. Турки поняли, что выбить их оттуда будет не менее трудно, чем в 1641 г. во время знаменитого Азовского сидения, и уже на второй день повели переговоры о сдаче крепости.
В 1775 г. из хоперских казаков был сформирован полк, переведенный вскоре на Северный Кавказ. В дальнейшем он вошел в состав Кавказского Линейного казачьего войска.
28 марта 1874 г. официальным указом было установлено старшинство Кубанского казачьего войска по старейшему в войске Хоперскому полку, вошедшему в состав Кубанского войска за 13 лет до этого в 1861 г. Но хоперцы были лишь небольшой частью Кубанского казачьего войска, своим подвигом ознаменовавшим отсчет его родословной. Между тем могучие корни будущего кубанского казачества еще в XV—XVI вв. мощно наливались соками буйной народной вольницы в Запорожье и на Дону. Но чтобы понять это, надо немного коснуться такого животрепещущего вопроса, как происхождение казачества, — вопроса, не раз вызывавшего острые дискуссии и полемику.
Известно, что в советской марксистской историографии казачество всегда квалифицировалось как военно-служилое сословие. С началом перестройки и возрождением казачества о нем заговорили как об одном из многочисленных общественных движений, ставя его в один ряд с различными политическими обществами и партиями.
С принятием в апреле 1992 г. Верховным Советом Российской Федерации закона «О реабилитации репрессированных народов» в казачьей периодике замелькали статьи о казачестве как особом и древнем народе. Обоснование тут же нашлось в реанимированных трудах донских бытописателей XVIII—XIX вв. В.Г. Рубашкина, Г. Левицкого, А. Г. Попова, В.Д. Сухорукова. В 1992 г. в России был переиздан «Казачий словарь-справочник» Н.В. Губарева, опубликованный в 1966—1970 гг. в США, в основном отразивший эти же воззрения и ставший настольной книгой некоторых казачьих идеологов.
Думается, нет необходимости доказывать, в чем сущностная разница приведенных определений. Дело совсем в ином. Все эти дефиниции, к сожалению, были не столько основаны на научных доказательствах, сколько скорректированы под политические цели и задачи. Гипертрофированным образчиком подобного подхода к истории казачества являются работы представителей так называемого «вольно-казачьего» течения за рубежом, мечтавших о создании независимого государства Казакии по южному периметру бывшего СССР от Днепра до Амура. Ссылаясь главным образом на иностранных авторов, одни из них писали, что казаки ведут происхождение от хазар, другие — от скифов и сарматов, третьи — от кочевников и кавказских горцев, четвертые — от печенегов, вышедших из Туркестана в 884 г., и т. д. Как видим, общий корень казачества было найти нелегко, да это и не требовалось, когда преследовалась одна лишь цель — доказать абсолютное антиродство казаков с Московией, с русским народом.
Очевидно, неверна и другая крайность, заложенная трудами В.Б.Броневского, Д.И.Иловайского, С.Ф.Платонова и усиленная работами некоторых советских историков, видевших в казаках лишь бывших холопов, бежавших на окраины страны от крепостной неволи. На наш взгляд, предпочтительнее та точка зрения, которая связывает возникновение современного казачества с татаро-монгольским утверждением на Руси в XIII— XV вв. Именно в это время главная волна русских переселенцев из порабощенной Руси двинулась на север под защиту его лесов, а другая их часть укрылась в степях Северного Причерноморья и Приазовья. Видимо, здесь они встретились с остатками прежних кочевых народов или ватагами степных удальцов, вроде тех бродников, о которых упоминается в русских летописях. С этого времени приток новых переселенцев не прекращался. Он шел в основном из Московской Руси (больше на Дон) и из польской Украины (больше в Запорожье), усиливаясь по мере роста крепостничества, московского централизма и внутренней междоусобицы польского государства.
В Запорожье шли люди разных национальностей — поляки, чехи, литовцы, греки, великороссы, но больше всего малороссы, чей южно-русский говор и стал там языком межнационального общения. Более этнически монолитным был Дон, львиную долю которого составили великороссы. Постепенно на Днепре и Дону возникли целые поселения, жители которых именовали себя казаками, т. е. вольными людьми. Начали формироваться элементы государственного образования, более демократичные, чем когда-то в Новгородской республике. Запорожское и донское казачьи войска не только защищали свои территории от внешней опасности, но и сами участвовали в походах «за зипунами». Однако в XVII—XVIII вв. время их самостоятельного существования отсчитывало последние десятилетия. Как вольные казачьи общества, в конечном итоге они стали исторически обреченными. Рано или поздно, отчаянно сопротивляясь, они должны были подчиниться растущей мощи Российского государства, став его надежной опорой в колонизации и защите окраинных рубежей.
Первым, кто решительно и властно повел дело к безусловному подчинению себе казачества, был Петр Великий. Щедро жалуя казаков, преданных России, он беспощадно расправлялся с бунтовщиками и изменниками. Так было летом 1708 г. на Дону во время восстания К. Булавина, часть повстанцев которого после разгрома булавинцев ушла на Кубань под руководством И. Некрасова и других атаманов. Так было в мае 1709 г., когда Запорожскую Сечь разрушили полковник Яковлев и Чигиринский полковник Галаган. Кстати, Галаган вначале поддерживал изменившего России Мазепу, но потом ушел с 1000 запорожцами от шведов и присоединился к Петру I.
Сейчас некоторые украинские историки поднимают на щит гетмана Мазепу, якобы боровшегося с Россией, однако при этом забывают, что значительная часть украинских казаков не поддержала Мазепу и на помощь к Петру под Полтавой пришла многотысячная казачья конница гетмана Скоропадского. Те же, кто бежал с Мазепой под покровительство турецкого султана, неоднократно обращались к русскому правительству с просьбой о прощении и о разрешении вернуться в подданство Российской Империи. В 1728 г. полковник Иванец, находившийся с 1000 запорожцами на Кубани, просил кошевого атамана подтвердить весть о намерении Новой Запорожской Сечи перейти под протекцию русского государя и сообщил, что в случае препятствия со стороны татар его запорожцы готовы силой пробиться в Россию.
Лишь в 1733 г. от имени императрицы Анны Иоанновны турецким запорожцам была послана грамота о прощении и разрешение вернуться в Россию.
7 сентября 1734 г. в Белой Церкви запорожские казаки во главе с атаманом И. Милашевичем приняли присягу России «на верную службу и вечное бытие императорскому величеству».